пятница, 05 марта 2010
Как же мне нравиться, когда можно прикоснуться ко лбу человека и провести медленно до его низа живота... Мне нравиться непонимание в глазах, а потом резкий толчок к стене и поцелуй настолько глубокий, будто человек хочет войти в меня через рот. Ну, конечно, минуты три спустя он все равно в меня входит, предварительно сорвав мою черную рубашку....Резко, до предела, прижав к стене... Не переставая целовать...А потом он буквально переносит меня на стол... Смахнув два стакана, он водружает меня на новое твердое ложе и почти ревет от чувств, переполнявших его... Я держусь, держусь до того момента когда взорвется он... И БЛЯ!!!! Нас разносит, !!!! Мы просто разбиваемся, как два упавших до этого стакана.... Разлетаемся по миру осколками собственного наслаждения... Взрываем тишину стонами и животным криком, выражая всю любовь друг к другу.
Он еще во мне... Он всегда во мне.... В мыслях, в душе, но сейчас он во мне телом... Собой...Своей жизнью, которую он дарит мне каждый раз, кончая в меня... Он никогда не скупится ,даря себя... Наоборот, он щедр, как никогда. Даже небо не так щедро и великодушно к людям, как он ко мне. В эту минуту он отдает мне все. Ему не жалко. И мне не жалко. Мы открыты друг другу и нам наплевать на то, что у нас денег лишь на дешевую пачку чая и на такой же портвейн. Да нам вообще на все наплевать...
Он во мне...Я наконец начинаю дышать. Глубоко. Медленно открываю глаза и вижу его отклоненную назад голову. Мышцы его расслабляются, но он все еще держит меня за бедра, сильно прижимая к себе. Я прекрасно знаю, что у меня останутся синяки, но мне сейчас все равно, я просто наслаждаюсь болью, которую он мне причиняет. Боль - это осознание собственного существования.... Я знаю, что сейчас он не думает ни о чем и обо всем одновременно. Он не может досчитать до трех, но постигает великие тайны Вселенной. Я наслаждаюсь его видом. Его мокрыми от пота волосами, кудрявыми и короткими. Он еще ребенок, не смотря на то, что летом ему стукнет сорок лет. Сейчас он настолько невинен, насколько может быть человек в этом мире. И я невинна, не смотря на то, что знала его много раз. Мы чисты своей открытостью, тем, что способны дарить, отдавать и чем больше мы отдадим, тем счастливее станем. Наконец он оживает. Смотрит на меня, и медленно, лениво моргает, пытаясь сфокусировать взгляд на моем лице. Опускает взгляд, целуя меня глазами, и останавливается на бедрах. Я знаю, что он видит побелевшие костяшки своих рук и его сейчас начнет мучить совесть, от того, что он причинил мне боль. Я сжимаю его ногами, прижимая к себе и не давая отодвинуться. От неожиданности он вновь сжимает бедра, и я вскрикиваю от боли. Резко отпускает руки и одним движением прижимает мое тело к себе. Я еще сильнее сжимаю бедра и запускаю руки в его кудрявые волосы. Он пытается меня поцеловать, я уворачиваюсь и кусаю его за плечо. Он ожил, но я сковала его, не позволяя сделать и движение. Я знаю, что он злиться, но все равно держу его. Наконец, он хватает лежащий на столе нож и подносит к моему горлу. Знаю, что он готов убить меня вот так, находясь во мне, одной рукой прижимая моё голое тело. Он готов отнять мою жизнь, если я не позволю отдать ему свою. Я отклоняю голову назад и чувствую холодный металл на шее. Этого хватает, чтобы застонать и разрешить ему сделать все. Поднимает меня, и мы летим на пол. Мне больно и я царапаю ему спину, ненавидя его. Но ему все равно… Входит в меня настолько резко, что кажется, пытается убить. Я извиваюсь, кричу, и цепляю рукой лезвие ножа. Неожиданно замолкаю, и нас обволакивает металлический запах венозной жидкости. Он застывает на подъеме и погружается медленно. Раз, второй, третий… Я не выдерживаю и извергаю просто дикий вопль, окропляя его лицо кровью. Потом он делает несколько рывков и кричит, заглушая меня, и без сил накрывает своим телом. Дышит тяжело, и я чувствую своей грудью биение его сердца.
Он во мне… Я истекаю кровью, которую подарили мне родители, собственной жидкостью и жидкостью, которую подарил мне он. Именно она создана для жизни, и она ее начало. Сейчас смерть отступает. Сейчас мы бессмертны…!
Он еще во мне... Он всегда во мне.... В мыслях, в душе, но сейчас он во мне телом... Собой...Своей жизнью, которую он дарит мне каждый раз, кончая в меня... Он никогда не скупится ,даря себя... Наоборот, он щедр, как никогда. Даже небо не так щедро и великодушно к людям, как он ко мне. В эту минуту он отдает мне все. Ему не жалко. И мне не жалко. Мы открыты друг другу и нам наплевать на то, что у нас денег лишь на дешевую пачку чая и на такой же портвейн. Да нам вообще на все наплевать...
Он во мне...Я наконец начинаю дышать. Глубоко. Медленно открываю глаза и вижу его отклоненную назад голову. Мышцы его расслабляются, но он все еще держит меня за бедра, сильно прижимая к себе. Я прекрасно знаю, что у меня останутся синяки, но мне сейчас все равно, я просто наслаждаюсь болью, которую он мне причиняет. Боль - это осознание собственного существования.... Я знаю, что сейчас он не думает ни о чем и обо всем одновременно. Он не может досчитать до трех, но постигает великие тайны Вселенной. Я наслаждаюсь его видом. Его мокрыми от пота волосами, кудрявыми и короткими. Он еще ребенок, не смотря на то, что летом ему стукнет сорок лет. Сейчас он настолько невинен, насколько может быть человек в этом мире. И я невинна, не смотря на то, что знала его много раз. Мы чисты своей открытостью, тем, что способны дарить, отдавать и чем больше мы отдадим, тем счастливее станем. Наконец он оживает. Смотрит на меня, и медленно, лениво моргает, пытаясь сфокусировать взгляд на моем лице. Опускает взгляд, целуя меня глазами, и останавливается на бедрах. Я знаю, что он видит побелевшие костяшки своих рук и его сейчас начнет мучить совесть, от того, что он причинил мне боль. Я сжимаю его ногами, прижимая к себе и не давая отодвинуться. От неожиданности он вновь сжимает бедра, и я вскрикиваю от боли. Резко отпускает руки и одним движением прижимает мое тело к себе. Я еще сильнее сжимаю бедра и запускаю руки в его кудрявые волосы. Он пытается меня поцеловать, я уворачиваюсь и кусаю его за плечо. Он ожил, но я сковала его, не позволяя сделать и движение. Я знаю, что он злиться, но все равно держу его. Наконец, он хватает лежащий на столе нож и подносит к моему горлу. Знаю, что он готов убить меня вот так, находясь во мне, одной рукой прижимая моё голое тело. Он готов отнять мою жизнь, если я не позволю отдать ему свою. Я отклоняю голову назад и чувствую холодный металл на шее. Этого хватает, чтобы застонать и разрешить ему сделать все. Поднимает меня, и мы летим на пол. Мне больно и я царапаю ему спину, ненавидя его. Но ему все равно… Входит в меня настолько резко, что кажется, пытается убить. Я извиваюсь, кричу, и цепляю рукой лезвие ножа. Неожиданно замолкаю, и нас обволакивает металлический запах венозной жидкости. Он застывает на подъеме и погружается медленно. Раз, второй, третий… Я не выдерживаю и извергаю просто дикий вопль, окропляя его лицо кровью. Потом он делает несколько рывков и кричит, заглушая меня, и без сил накрывает своим телом. Дышит тяжело, и я чувствую своей грудью биение его сердца.
Он во мне… Я истекаю кровью, которую подарили мне родители, собственной жидкостью и жидкостью, которую подарил мне он. Именно она создана для жизни, и она ее начало. Сейчас смерть отступает. Сейчас мы бессмертны…!
воскресенье, 17 января 2010
Наша жизнь – словно пульс:
Сверху вниз, снизу вверх.
Всё вперед, не назад.
Видим страх, ждём успех.
Пульс бежит, мы живём.
В нём есть мы, он есть в нас.
Стук – откос, стук – подъём.
Бац! Инфаркт! Пульс погас…
Сверху вниз, снизу вверх.
Всё вперед, не назад.
Видим страх, ждём успех.
Пульс бежит, мы живём.
В нём есть мы, он есть в нас.
Стук – откос, стук – подъём.
Бац! Инфаркт! Пульс погас…
пятница, 15 января 2010
Невероятно, как тяжело,
Прикоснуться губами к губам.
Провести ладонью по лбу,
Остановиться где - нибудь там.
Так неожиданно чувствовать боль,
Там где вроде быть не должно.
Видимо в жизни одна только соль.
Глубока эта жизнь. Поцелуй глубоко.
Долгий выдох, смелый выдох
Обречённых на влюблённость.
Я теряюсь в этих звуках.
У двоих друг к другу склонность.
Ты шагаешь, я шагаю.
Ты навстречу, я обратно.
Ты бежишь, я спотыкаюсь…
Ничего, беги, так надо.
Только помнишь, мы стояли
Близко, больно... руки в руки
Мы боялись , но любили…
Испугались боли.... Суки!
Вот такой стиш...
Не буду его комментировать, он сам всё говорит...
Прикоснуться губами к губам.
Провести ладонью по лбу,
Остановиться где - нибудь там.
Так неожиданно чувствовать боль,
Там где вроде быть не должно.
Видимо в жизни одна только соль.
Глубока эта жизнь. Поцелуй глубоко.
Долгий выдох, смелый выдох
Обречённых на влюблённость.
Я теряюсь в этих звуках.
У двоих друг к другу склонность.
Ты шагаешь, я шагаю.
Ты навстречу, я обратно.
Ты бежишь, я спотыкаюсь…
Ничего, беги, так надо.
Только помнишь, мы стояли
Близко, больно... руки в руки
Мы боялись , но любили…
Испугались боли.... Суки!
Вот такой стиш...
Не буду его комментировать, он сам всё говорит...
Предисловие
Сначала – поцелуй, в продолженье пустота –
Этот мир теряет смысл, больше нет добра и зла.
В пустоте – вдвоём, в пустоте – одни.
Нам зажжёт любовь черные огни.
Для меня есть ты, для тебя есть я.
В пустоте есть боль, мы кричим не зря.
Мы её хотим, нам она нужна
Эта боль в меня из тебя вошла.
В пустоте – тепло, в пустоте – темно,
Даже если свет разобьёт окно.
Нас с тобою нет на гнилой земле
Мы с тобой вдвоём скрылись в пустоте.
ну что я могу к нему добавить....
Один раз, на одном ивестном сайте, мужчина, после прочтения стиша, поинтересовался, трах ли я свой так описала.
Говорю сразу: нет, это не трах...
Я делю половой акт на три вида:
1. Перепихнулись и забыли, даже имя не обязательно...
2. Секс. Обоим приятно, но и без партнёра жить возможно...
и, наконец,
3. Когда люди смотрят друг на друга и им хватает лишь тонкого намёка, движения руки, просто взгляда, чтобы послать всех и всё к чертям... ЭТО СТРАСТЬ... Она есть, обычно, во всех трёх случаях, но в третьем она принимает образ не стержня, а прилигающей к нему вещи... Главное, то, что бывает после, на утро, к примеру. Они оба просыпаются, смотрят друг на руга и им хорошо...
Просто хорошо, что они есть, они вдвоём... Они вместе... И их жизнь сходиться, на определённое время, клином на любимом человеке...
Я, как Бродский, считаю "Любовь, как акт, лишена глагола", но наверно третье носит у меня раскрытие пустой фразы "заниматься любовью". И именно это, третье, я описала в стише...
ВОТ ТАК!
Сначала – поцелуй, в продолженье пустота –
Этот мир теряет смысл, больше нет добра и зла.
В пустоте – вдвоём, в пустоте – одни.
Нам зажжёт любовь черные огни.
Для меня есть ты, для тебя есть я.
В пустоте есть боль, мы кричим не зря.
Мы её хотим, нам она нужна
Эта боль в меня из тебя вошла.
В пустоте – тепло, в пустоте – темно,
Даже если свет разобьёт окно.
Нас с тобою нет на гнилой земле
Мы с тобой вдвоём скрылись в пустоте.
ну что я могу к нему добавить....
Один раз, на одном ивестном сайте, мужчина, после прочтения стиша, поинтересовался, трах ли я свой так описала.
Говорю сразу: нет, это не трах...
Я делю половой акт на три вида:
1. Перепихнулись и забыли, даже имя не обязательно...
2. Секс. Обоим приятно, но и без партнёра жить возможно...
и, наконец,
3. Когда люди смотрят друг на друга и им хватает лишь тонкого намёка, движения руки, просто взгляда, чтобы послать всех и всё к чертям... ЭТО СТРАСТЬ... Она есть, обычно, во всех трёх случаях, но в третьем она принимает образ не стержня, а прилигающей к нему вещи... Главное, то, что бывает после, на утро, к примеру. Они оба просыпаются, смотрят друг на руга и им хорошо...
Просто хорошо, что они есть, они вдвоём... Они вместе... И их жизнь сходиться, на определённое время, клином на любимом человеке...
Я, как Бродский, считаю "Любовь, как акт, лишена глагола", но наверно третье носит у меня раскрытие пустой фразы "заниматься любовью". И именно это, третье, я описала в стише...
ВОТ ТАК!
Гости
В тот злосчастный вечер у меня была страшная температура –40,1. Я лежала в постели, укутавшись тремя одеялами, и всё равно чувствовала озноб, который так и норовил сотрясти моё тело в крупной дрожи. Чай с малиной не помогал, как не помогали и таблетки. С каждой новой минутой становилось всё хуже и хуже. И вот, где - то около двенадцати часов, мой жар достиг апогея: трясло так сильно, что челюсти с особенной злобой нападали друг на друга, норовя у противника выбить как минимум один зуб. Но если бы последствие жара было только это, я бы не села описывать происходящее. Нет, причиной создания сего рассказа стало иное, а именно – две фиолетовые крысы, вылезшие из – под кровати и удобно устроившиеся у меня на подушке.
-Ты только посмотри, как сильно её трясет! – с сочувствием сказала одна другой, не отрывая от меня голубых глаз. – Вся кровать ходуном ходит!
Вторая, вместо ответа, откинула одеяло с моих ног и потрогала ступни, одетые в откуда – то взявшиеся ярко – зелёные носки. Принюхалась, постучала лапой по щиколотки и, чихнув, повернулась к первой.
-Тебе левый или правый? – спросила она.
-Правый. Левые горькие и много возражающие. А ещё бьют больнее.– ответила незваная гостья под номером один.
Я была настолько удивленна их появление, что забыла о недуге, издевающемся надо мной второй день подряд. Крысы, не обращая на мою скромную персону более никакого внимания, принялись стаскивать носки. Но зелёные отбивались что есть мочи, и бедным животным не оставалось ничего, кроме как начать поедать ужин как есть, то есть, не снимая с ног. Но и это им не удалось – я отошла от первоначального шока, и теперь меня мучило абсурдное любопытство.
-Э – э – э. Простите, что нарушая вашу трапезу, - робко начала я. – но не могли вы объяснить мне, почему носки у меня на ногах зелёного цвета?
Крысы с удивлением посмотрели на меня, а потом друг на друга.
-Она разговаривает. - шепотом произнесла первая.
-Я заметила. – так же тихо ответила вторая, и повернув мордочку ко мне, громко произнесла. – Позвольте разъяснить вам ситуацию: они зелёные потому, что ещё не поспели. Когда ваши носки наконец созреют, они будут синие.
-Понятно.- прохрипела я, и мне почему – то стало обидно за зелёное яблоко, лежащее на подоконник: ему не суждено посинеть.
Тут я учуяла запах банана, и, оглядевшись, выяснила, что его источником являются фиолетовые пришельцы. Крысы, тем временем, снова пытались снять с меня носки, а те в ответ употребляли отборный лексикон сапожника. Я с интересом наблюдала за их разборками, пока грызун под номером один не пискнула и не свалилась с кровати. Вторая в изумлении посмотрела на пустое место рядом с собой.
- Эй! Ты чего? – крикнула она упавшей.
-Эти недозревшие попали мне в глаз вишнёвой косточкой! Что б они заплесневели раньше времени! – послышалось проклятие с пола.
Через несколько секунд , подбитая залезла на кровать, и я ахнула: одни глаз у неё стал желтым. Крыса усмехнулась междометию, вырвавшемуся из меня, и громко заплакала.
-Не стыдно вам? – кричала разноглазая носкам. – Мы с вами по – дружески. Вот, пришли специально, что бы вас съесть, а вы в нас косточками. Да ещё вишнёвыми ! Они же такие не вкусные. Это была последняя капля. Мы обиделись, и впредь не будем пытаться отужинать вами! Ваши поступки непростительны!
Крысы обнялись и зарыдали во весь голос. Однако, уже спустя полминуты они вновь пытались стянуть носки с ног. После нескольких попыток, их посетила удача, и носки оказались у них в лапах. Крысы уже разинули рты, но не тут – то было! Зелёные начали извиваться, надавали резинками пощечин грызунам, и, фыркая, залезли обратно. Побитые крысы снова употребили несколько крепких словец.
-Я попросил бы вас не выражаться ругательствами в моём присутствии .- услышала я голос откуда – то сверху, и , подняв голову, увидела голову жирафа на длинной изящной шее.- Что здесь происходит?
-Во всём виноват ужин: не хочет съедаться! – хором ответили крысы, косясь на носки. Те, в свою очередь, вновь зафыркали и недовольно завозились на ступнях.
-Безобразничаете, в общем. – Заключил жираф, поднимая одну из крыс, и натирая её бананом. На копытах у него были красивые черные кроссовки, при виде которых зеленые задрожали и в следующую секунду обмякли. Закончив банановые процедуры, гостьи залезли на журнальный столик, стоящий рядом с кроватью, и долго копошась, вытащили из – под груды чистых листов жидкость для снятия лака. Посекретничав, они открыли пузырёк, и в считанные секунды его опустошили. Носки, наблюдавшие за такой хамской жадностью, пару раз вздрогнули и завоняли. Обиделись не только они: жираф возмущённо вдохнул воздух ноздрями и вышел в дверной проём, проломав верхнюю часть. Я хотела возмутится по этому поводу, но моё негодование быстро рассеяли носки, сами слезшие с ног и поползшие вслед за жирафом.
-Куда это они? – поинтересовалась я у крыс, которые сидели в обнимку, облокотившись на мои ноги.
-Это они за кроссовками. Салатовые их любят на протяжении нескольких месяцев, но их чувства остаются без ответа. – поведала мне грустную историю разноглазая крыса и громко икнула, подтверждая всю трагичность ситуации.
Через три минуты вернулись носки. Грызуны помогли им залезть на кровать, ни разу не пытаясь даже укусить. Зелёные доползли до моих ступней, но занять законное место не смогли: в отчаянии безответной любви они распластались и намокли.
-Кроссовки опять изменили им с тапочками. – Разъяснила мне причину такого поведения первая крыса.
Вторая в это время притащила тюбик с кремом, которого, прошу заметить, у меня никогда не было. Фиолетовые и их несостоявшийся ужин быстро поглотили содержимое тюбика, и опьяневшие носки полезли на гардину вешаться. После того, как все их попытки забраться на точку самоубийства провалились, зелёные по разу икнули, фыркнули и, наконец, уснули.
-Напились, окаянные! – Услышала я знакомый голос: из окна выглядывал жираф. Копыта были разбуты.
-А где кроссовки? – спросила я, радуясь, что носки уснули и им не приходится лишний раз расстраиваться.
-Эти – то? Да они у тапочек остались, к утру вернуться. Ты посмотри, что твориться?- воскликнул длинношеий, тыча копытом куда – то в сторону.
Посмотрев в указанном направлении, я ахнула второй раз за вечер: крысы допились до чёртиков, и теперь моих гостей стало на три больше. Новоиспечённые гости, ещё ничего не употреблявшие, копались в баллончиках, тюбиках, баночках, ища, чем бы исправить столь неприятную промашку. Добравшись до мусса, один из них крикнул: «Взбитые сливки!» и уже через минуту баллончик был пуст. Видимо пенка для волос была не качественная, так как черти начали смеятся и продолжалось это на протяжении последующих двух часов. Именно под их хохот я уснула.
Однако, перед тем, как впасть в забвение, я спросила у всей этой дружной и веселой компании, можно ли мне написать об этом вечере рассказ. Крысы радостно закивали, жираф выразил удовлетворение этой мыслью, даже носки пробормотали что - то положительное сквозь сон. И только черти долго не соглашались, говоря, что по их кодексу запрещено появляется на людях и уж тем более веселиться с ними. Но и они дали добро, после того, как фиолетовые притащили им довольно недурной лак для волос.
Так что всё вышенаписанное было рассказано с согласия участников действий. Тем более, в момент написания рассказа они все присутствовали и сейчас, нет – нет, да и заскочат на мусс или ацетон.
В тот злосчастный вечер у меня была страшная температура –40,1. Я лежала в постели, укутавшись тремя одеялами, и всё равно чувствовала озноб, который так и норовил сотрясти моё тело в крупной дрожи. Чай с малиной не помогал, как не помогали и таблетки. С каждой новой минутой становилось всё хуже и хуже. И вот, где - то около двенадцати часов, мой жар достиг апогея: трясло так сильно, что челюсти с особенной злобой нападали друг на друга, норовя у противника выбить как минимум один зуб. Но если бы последствие жара было только это, я бы не села описывать происходящее. Нет, причиной создания сего рассказа стало иное, а именно – две фиолетовые крысы, вылезшие из – под кровати и удобно устроившиеся у меня на подушке.
-Ты только посмотри, как сильно её трясет! – с сочувствием сказала одна другой, не отрывая от меня голубых глаз. – Вся кровать ходуном ходит!
Вторая, вместо ответа, откинула одеяло с моих ног и потрогала ступни, одетые в откуда – то взявшиеся ярко – зелёные носки. Принюхалась, постучала лапой по щиколотки и, чихнув, повернулась к первой.
-Тебе левый или правый? – спросила она.
-Правый. Левые горькие и много возражающие. А ещё бьют больнее.– ответила незваная гостья под номером один.
Я была настолько удивленна их появление, что забыла о недуге, издевающемся надо мной второй день подряд. Крысы, не обращая на мою скромную персону более никакого внимания, принялись стаскивать носки. Но зелёные отбивались что есть мочи, и бедным животным не оставалось ничего, кроме как начать поедать ужин как есть, то есть, не снимая с ног. Но и это им не удалось – я отошла от первоначального шока, и теперь меня мучило абсурдное любопытство.
-Э – э – э. Простите, что нарушая вашу трапезу, - робко начала я. – но не могли вы объяснить мне, почему носки у меня на ногах зелёного цвета?
Крысы с удивлением посмотрели на меня, а потом друг на друга.
-Она разговаривает. - шепотом произнесла первая.
-Я заметила. – так же тихо ответила вторая, и повернув мордочку ко мне, громко произнесла. – Позвольте разъяснить вам ситуацию: они зелёные потому, что ещё не поспели. Когда ваши носки наконец созреют, они будут синие.
-Понятно.- прохрипела я, и мне почему – то стало обидно за зелёное яблоко, лежащее на подоконник: ему не суждено посинеть.
Тут я учуяла запах банана, и, оглядевшись, выяснила, что его источником являются фиолетовые пришельцы. Крысы, тем временем, снова пытались снять с меня носки, а те в ответ употребляли отборный лексикон сапожника. Я с интересом наблюдала за их разборками, пока грызун под номером один не пискнула и не свалилась с кровати. Вторая в изумлении посмотрела на пустое место рядом с собой.
- Эй! Ты чего? – крикнула она упавшей.
-Эти недозревшие попали мне в глаз вишнёвой косточкой! Что б они заплесневели раньше времени! – послышалось проклятие с пола.
Через несколько секунд , подбитая залезла на кровать, и я ахнула: одни глаз у неё стал желтым. Крыса усмехнулась междометию, вырвавшемуся из меня, и громко заплакала.
-Не стыдно вам? – кричала разноглазая носкам. – Мы с вами по – дружески. Вот, пришли специально, что бы вас съесть, а вы в нас косточками. Да ещё вишнёвыми ! Они же такие не вкусные. Это была последняя капля. Мы обиделись, и впредь не будем пытаться отужинать вами! Ваши поступки непростительны!
Крысы обнялись и зарыдали во весь голос. Однако, уже спустя полминуты они вновь пытались стянуть носки с ног. После нескольких попыток, их посетила удача, и носки оказались у них в лапах. Крысы уже разинули рты, но не тут – то было! Зелёные начали извиваться, надавали резинками пощечин грызунам, и, фыркая, залезли обратно. Побитые крысы снова употребили несколько крепких словец.
-Я попросил бы вас не выражаться ругательствами в моём присутствии .- услышала я голос откуда – то сверху, и , подняв голову, увидела голову жирафа на длинной изящной шее.- Что здесь происходит?
-Во всём виноват ужин: не хочет съедаться! – хором ответили крысы, косясь на носки. Те, в свою очередь, вновь зафыркали и недовольно завозились на ступнях.
-Безобразничаете, в общем. – Заключил жираф, поднимая одну из крыс, и натирая её бананом. На копытах у него были красивые черные кроссовки, при виде которых зеленые задрожали и в следующую секунду обмякли. Закончив банановые процедуры, гостьи залезли на журнальный столик, стоящий рядом с кроватью, и долго копошась, вытащили из – под груды чистых листов жидкость для снятия лака. Посекретничав, они открыли пузырёк, и в считанные секунды его опустошили. Носки, наблюдавшие за такой хамской жадностью, пару раз вздрогнули и завоняли. Обиделись не только они: жираф возмущённо вдохнул воздух ноздрями и вышел в дверной проём, проломав верхнюю часть. Я хотела возмутится по этому поводу, но моё негодование быстро рассеяли носки, сами слезшие с ног и поползшие вслед за жирафом.
-Куда это они? – поинтересовалась я у крыс, которые сидели в обнимку, облокотившись на мои ноги.
-Это они за кроссовками. Салатовые их любят на протяжении нескольких месяцев, но их чувства остаются без ответа. – поведала мне грустную историю разноглазая крыса и громко икнула, подтверждая всю трагичность ситуации.
Через три минуты вернулись носки. Грызуны помогли им залезть на кровать, ни разу не пытаясь даже укусить. Зелёные доползли до моих ступней, но занять законное место не смогли: в отчаянии безответной любви они распластались и намокли.
-Кроссовки опять изменили им с тапочками. – Разъяснила мне причину такого поведения первая крыса.
Вторая в это время притащила тюбик с кремом, которого, прошу заметить, у меня никогда не было. Фиолетовые и их несостоявшийся ужин быстро поглотили содержимое тюбика, и опьяневшие носки полезли на гардину вешаться. После того, как все их попытки забраться на точку самоубийства провалились, зелёные по разу икнули, фыркнули и, наконец, уснули.
-Напились, окаянные! – Услышала я знакомый голос: из окна выглядывал жираф. Копыта были разбуты.
-А где кроссовки? – спросила я, радуясь, что носки уснули и им не приходится лишний раз расстраиваться.
-Эти – то? Да они у тапочек остались, к утру вернуться. Ты посмотри, что твориться?- воскликнул длинношеий, тыча копытом куда – то в сторону.
Посмотрев в указанном направлении, я ахнула второй раз за вечер: крысы допились до чёртиков, и теперь моих гостей стало на три больше. Новоиспечённые гости, ещё ничего не употреблявшие, копались в баллончиках, тюбиках, баночках, ища, чем бы исправить столь неприятную промашку. Добравшись до мусса, один из них крикнул: «Взбитые сливки!» и уже через минуту баллончик был пуст. Видимо пенка для волос была не качественная, так как черти начали смеятся и продолжалось это на протяжении последующих двух часов. Именно под их хохот я уснула.
Однако, перед тем, как впасть в забвение, я спросила у всей этой дружной и веселой компании, можно ли мне написать об этом вечере рассказ. Крысы радостно закивали, жираф выразил удовлетворение этой мыслью, даже носки пробормотали что - то положительное сквозь сон. И только черти долго не соглашались, говоря, что по их кодексу запрещено появляется на людях и уж тем более веселиться с ними. Но и они дали добро, после того, как фиолетовые притащили им довольно недурной лак для волос.
Так что всё вышенаписанное было рассказано с согласия участников действий. Тем более, в момент написания рассказа они все присутствовали и сейчас, нет – нет, да и заскочат на мусс или ацетон.
четверг, 14 января 2010
ХА!
ХА!ХА!
Ну вот я тут... Вообще - то никогда не думала, что буду вести дневник, но говорят же "Не зарекайся"...
Ну, что ж я здесь...
Этот дневник будет отличать лишь шизоидность его автора, то бишь меня...
Периодически здесь буду появляться мои прозаята
стиши
фотки
рисунки
афоризмы
и что - нибудь ещё....
Итак,
ВСЕМ ПРИВЕТ!!!!!
и мне в том числе...
Поствкусовой эффект конфет.
Вся жизнь, как сон:
В нем каждый первый обречен.
В нем только путь из вне во вне…
Мне страшно в этом страшном сне
Во власти сна мой глупый мир
Фантосмагорий и сатир.
И я - не я. Я – силует.
Поствкусовой эффект конфет.
ХА!ХА!
Ну вот я тут... Вообще - то никогда не думала, что буду вести дневник, но говорят же "Не зарекайся"...
Ну, что ж я здесь...
Этот дневник будет отличать лишь шизоидность его автора, то бишь меня...
Периодически здесь буду появляться мои прозаята
стиши
фотки
рисунки
афоризмы
и что - нибудь ещё....
Итак,
ВСЕМ ПРИВЕТ!!!!!
и мне в том числе...
Поствкусовой эффект конфет.
Вся жизнь, как сон:
В нем каждый первый обречен.
В нем только путь из вне во вне…
Мне страшно в этом страшном сне
Во власти сна мой глупый мир
Фантосмагорий и сатир.
И я - не я. Я – силует.
Поствкусовой эффект конфет.